– Вот эта кофта, – сказал он. – До тебя ее носила женщина средних лет, которая пользовалась самодельным одеколоном из египетского лотосового экстракта…
– Потому что иначе ты не нуждалась бы ни в каких учениях. Ты уже знала бы правду.
Я больше не могла сдерживаться и зарыдала. Но это были слезы наслаждения, чудовищного, стыдного – и слишком захватывающего, чтобы от него можно было отказаться добровольно. Вскоре я потеряла представление о происходящем – возможно, и сознание тоже. Следующим, что я помню, был склонившийся надо мной Александр, уже в человеческой ипостаси. Он выглядел растерянным.
– Тогда пошли. Машина сейчас подрулит. И завтра в двенадцать ноль-ноль будь готова на выход. Вылетаем на север.
Мы сели на скамейку. Я протянула ему бутылку, и он ловко открыл ее.
В баре на эту должность было два кандидата: похожий на шоколадного зайца сикх в темно-синем тюрбане и мужчина средних лет в тройке и золотых очках. Оба сидели в одиночестве – очкастый пил кофе, разглядывая сквозь стеклянную крышу четырехугольник двора, а сикх читал «Financial Times», покачивая носком лакированной туфли в такт пианисту, мастерски перегонявшему культурное наследие девятнадцатого века в звуковые обои. Играла прелюдия Шопена, «Капли дождя», та самая вещь, которую исполняет злодей в фильме «Moonraker» при появлении Бонда. Я обожала эту музыку. Ах, не зря Софья Андреевна Толстая, работавшая в последние годы жизни над опровержением «Крейцеровой сонаты», собиралась назвать свой труд «Прелюдии Шопена»…