– Потому что мертвым почти все можно простить.
"Еще будешь пить?" – спросил доктор. Я помотал головой. В приемной мы с ним были одни. С портрета на стене на меня укоризненно глядел Моцарт, похожий на боязливого кота.
– Но ведь в конце концов все умрут, – закинул я удочку.
– Нельзя сказать, что совсем не беспокоит. Но не больше, чем других беспокоит толстая шея или волосы на ногах. Я кивнул.
Приезжая летом в свой город, я всегда прохожу той самой дорогой мимо складов, сажусь на каменные ступени мола и смотрю на море. Иногда мне кажется, что я готов заплакать – но слезы не идут. Такие дела.
Расскажу теперь о своем городе. О городе, где я родился, вырос и первый раз спал с девчонкой.