Так или иначе, но в это пепельно-серое женевское утро, когда температура упала почти до нуля градусов, когда курды вышли на демонстрацию, а трамваи, как всегда, подходили к остановке секунда в секунду, а в ювелирных магазинах снова стали раскладывать на витринах драгоценности, когда открылись банки, когда бродяги и нищие отправились спать, а добропорядочные граждане – на службу, Мария вдруг почувствовала себя не такой одинокой. Потому что рядом с ней была теперь другая женщина – невидимая никому, кроме нее. Мария и сама никогда раньше не замечала ее присутствия, а теперь вот – заметила, ощутила.
Ни он, ни я не чувствовали усталости. Мы вошли в гостиную, он включил музыку, а потом сделал именно то, чего я от него ждала, – растопил камин и налил мне вина.
Не с кем? У нее нет подруги? Прожить целую жизнь в одном городе, целый день видеть перед собой такое множество людей – и не найти собеседницу? Наконец-то Мария нашла такую же, как она сама, а вернее сказать – как все на свете.
В глазах Теренса вновь возник угасший было на несколько минут холодный блеск. Он взял деньги, положенные Марией на стол, отсчитал от них 150 франков, спрятал их в карман, а остальное протянул ей.
Потом оделась и вышла, не попрощавшись и не тревожась о том, что сама себе откроет дверь, ибо не была вполне уверена, что хочет вернуться сюда.