И вот впервые в жизни, махнув рукой на все те превосходные вещи, которые можно было бы купить на деньги, что она заработает, – может, остаться еще на год, а? – Мария вполне сознательно, осознанно и непреклонно решила эту возможность – упустить.
– Это книги, – ответила она, слегка раздосадованная бесцеремонностью этой просьбы: пусть знает, что перед ним – интеллигентная женщина, которая не по магазинам бегает, а ходит в библиотеку.
Но мне стало легче оттого, что наш разговор принял такой оборот. Была минута, когда я даже подумала, что Господь простит мне, если я нарушу обет. Но действительность вновь предстала передо мной, чтобы напомнить: мечта должна оставаться неприкосновенной, а я не имею права угодить в ловушку, расставленную судьбой.
А если мне ничего не принадлежит, я не могу тратить свое время на заботы о том, что не мое; лучше жить так, словно сегодня – первый (или последний) день твоей жизни.
И подумала: «Расставлю-ка я силки. В следующий раз птица прилетит – а улететь не сможет».
Не давала ей покоя мысль о том, что она, быть может, никогда больше не увидит Ральфа. Но и ее, благодаря новообретенному навыку и терпению, удавалось переплавить в нечто радостное: я уеду, думала Мария, и Женева навсегда воплотится в образ этого человека с детской улыбкой, низким голосом, длинными, вопреки нынешней моде, волосами. И она воображала, что, когда спустя много-много лет спросят ее, как понравился ей город, где побывала она в юности, она ответит: «Хороший город. Там можно любить и быть любимой».