– Да нет, кое-что похуже страха. Они были уязвимы. Они, как говорят боксеры, «открывались». Они сами толком не понимали, что делают, но от всех, от всех решительно – от друзей, да и от самих женщин – постоянно слышали, как это важно. «Секс, секс, секс» – вот на чем вертится мир, вот на чем зиждется жизнь, вот о чем твердят реклама, фильмы, книги. И никто не знает, о чем идет речь. А знают все – ибо инстинкт сильней нас всех вместе взятых, – что это должно быть сделано. Точка.
И Мария, так и не найдя ни единого убедительного аргумента, бросила попытки объяснить окружающую ее Вселенную.
Потягивая вино, Мария разглядывала клиента, гадая: что может быть нужно такому молодому, красивому, респектабельному господину от проститутки? Теренс говорил мало, потому и она по большей части молчала, пытаясь понять, какие прихоти «особого клиента» ей придется исполнить. Она понимала, что инициативу проявлять не следует, но, если уж так сложились обстоятельства, следует вести себя в соответствии с ними – в конце концов, не за каждую ночь получает она тысячу франков.
– Я – проститутка! И вот что я вам еще скажу; это дает мне свободу! Я знаю, что через три месяца – день в день – уеду из этой проклятой страны, уеду с большими деньгами, с фотографиями, запечатлевшими, как я стою на снегу, уеду куда более образованной, чем приехала, – теперь я разбираюсь в винах и в мужчинах,
Художник знает, какая модель ему нужна. Музыкант знает, хорошо ли настроен его инструмент. Делая записи в этом дневнике, я сознаю, что есть фразы на его страницах, что сделаны не мной, а той женщиной, от которой исходит пресловутый «свет», той женщиной, которая и есть я, отказывающаяся в это верить.