И покуда его пороли, покуда Дуня конфузливо смеялась, а бабушка покрикивала с антресолей: "Так его, болезного, так его, родименького! " -- Васисуалий Андреевич сосредоточенно думал о значении русской интеллигенции и о том, что Галилей тоже потерпел за правду.
-- Не пойду, -- сказал Остап, -- по причине гордой застенчивости. Во мне проснулись янычары. Я этой негодяйке послал из Москвы на триста пятьдесят рублей телеграмм и не получил ответа даже на полтинник. Это я-то, которого любили домашние хозяйки, домашние работницы, вдовы и даже одна женщина -- зубной техник. Нет, Адам, я туда не пойду. До свидания!
-- Православные! - закричал он, раздирая на себе рубаху. -- Граждане!
-- Да, - ответил Остап, - резко выраженная индивидуальность.
Председатель очень обрадовался перемене разговора. Ему показалось позорным, что он забыл имя очаковского героя.
-- Все тот же сон! - вопил старый Хворобьев. - Боже, боже!