— Бесспорная истина, — ответила она. — Нет, что за ребенок! Плачет не умолкая… Унесите его куда-нибудь на один час, чтобы мне его не слышать, — больше часа я здесь не пробуду.
— Вы бы лучше поискали себе другого ночлега! — прокричала я, торжествуя. — Мистер Эрншо собирается вас застрелить, если вы не перестанете ломиться в дом.
— Бог тебя благослови, мой маленький! — крикнула я, тотчас позабыв свой глупый страх. — Гэртон, это я, Нелли! Няня Нелли!
Луч скользнул по его лицу: щеки были изжелта-бледны и наполовину заросли черными бакенбардами; брови угрюмо насуплены, запавшие глаза глядели странно. Я узнала глаза.
— Ничего тут страшного нет, — прошептала я. Мне не хотелось, чтоб он уступил, хотя в глубине души я и сама ощущала невольный страх.
Он бился головой о корявый ствол и, закатив глаза, ревел, не как человек — как дикий зверь, которого искололи до полусмерти ножами и копьями. Я увидела несколько пятен крови на коре, его лоб и руки тоже были в крови; должно быть, сцена, разыгравшаяся на моих глазах, была повторением других таких же, происходивших здесь всю ночь. Она почти не будила во мне сострадания — она меня ужасала. И все-таки я не решалась его оставить. Но, когда он несколько овладел собой и заметил, что за ним наблюдают, он громовым голосом приказал мне уйти, и я подчинилась. Уж где мне было успокаивать его и утешать!