— Если теперь не выпить, повеситься можно.
Бумага догорела, и последний красный язычок, подразнив немного, угас на полу. Стало сумеречно.
— Слушай… это легенда, — болезненно сморщившись, сказал Турбин. — Я уже слышал эту историю.
Ладно: тут немцы, а там, за далеким кордоном, где сизые леса, большевики. Только две силы.
— Господин поручик, Петлюре через три часа достанутся сотни живых жизней, и единственно, о чем я жалею, что я ценой своей жизни и даже вашей, еще более дорогой, конечно, их гибели приостановить не могу. О портретах, пушках и винтовках попрошу вас более со мною не говорить.
— Скажите, пожалуйста, чего это стреляют там наверху?