— Будь проклят день и час, когда я ввязался в это…
— Да-с, одиннадцать… Выехал я, поезд был гетманский, а по дороге превратился в петлюровский. И вот приезжаем мы на станцию, как ее, ну, вот, ну, господи, забыл… все равно… и тут меня, вообразите, хотели расстрелять. Явились эти петлюровцы, с хвостами…
Николка закрыл глаза, жадно втянул в нос нестерпимую резь — запах нашатыря из склянки.
— Но талантливы, мерзавцы, ничего не поделаешь!
— Что вы сказали? — шипящим голосом спросил Турбин и сразу обмяк.
— Красные… да, с красными… и кричат: слазь! Мы тебя сейчас расстреляем! Они решили, что я офицер и спрятался в санитарном поезде. А у меня протекция просто была… у мамы к доктору Курицкому.