– Харлан!.. Харлан, дурак… Догоняй принцессу…
Бернард смотрит не просто очень серьезно, а торжественно, выпрямился и благочестиво перекрестился. Я на всякий случай тоже с осторожностью перекрестился, тщательно копируя его движения, ибо помню из истории, что запорожские казаки предлагали всякому встречному перекреститься, и если тот крестился не в ту сторону, то с радостным воплем: «Католик!» рубили на месте.
Костер разгорелся, яркий оранжевый свет накрыл нас, как золотой полусферой, и за ее пределами на месте привычного обжитого мира снова сплошная чернота, словно гигантский осьминог пустил защитное облако чернил. Между лопатками проползла сосулька. Свет костра подобно Богу разделил мир на свет и тьму, а я, устрашенный, без нужды побросал в огонь крупных сучьев, притащил пару сухих стволов. Да еще массивный обломок ствола, на котором сижу, чуть отсырел, но в таком жáре тоже даст хорошее пламя.
– Ланзерот, ты знаешь, я сам хотел парня оставить в ближайшем селе. Но сейчас…
В полдень вершины горного хребта, что тянулся далеко справа, грозно заблистали. Солнце зависло прямо над ними, я видел множество блестящих глаз, словно нас освещали мощными прожекторами.
– Славный мир создал Господь, – ответил он. – И дал ему хорошую погоду. Потому идите своей дорогой с Богом. Я вас отпускаю.