Расположились по пояс в волнах на самом углу мыса, между камнями и скалами. Я встал распором, уперевшись спиной и ногами, чтобы не утянуло в море волной. Иногда вода плескалась и пенилась у самой груди. Иванова и его людей в чёрных водолазных костюмах у самой кромки скал и воды вообще не было заметно. Рыхтенкеу, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, ловко вскарабкался на валун, который не захлёстывало пеной. Один я чувствовал себя не очень уютно: расслабишься – захлестнёт и смоет, а то и об камни шарахнет. Я вытащил бинокль и, стараясь, чтобы на него не попадала вода, начал осматривать нагромождения рифов. Вот она та скала, на которой мы пережидали появление морского патруля. Чуть правее, между двумя скалами пониже, серо-чёрный корпус «Сториса». Антенны обломаны, одна болтается за бортом на каких-то обрывках проводов. Левый бортовой пулемёт и станок смяты. Скорее всего, с правым точно такая же ситуация. Возле катера качается на волнах какое-то оранжевое пятно. Несколько моряков из экипажа по бортам носятся по палубе, кто-то кидает в воду трос. Похоже – с кошкой на конце. Понятно, оранжевое пятно – это моряк, сброшенный с борта силой удара. Наверняка уже мертвый. По времени с того момента, как Рыхлый своим звериным чутьём обнаружил катер, прошло минут десять: живой матрос уже бы вцепился бы в скалу или поймал бы кошку. На носу пара американцев разворачивала надувную шлюпку.
Я помог старшине подняться, Лёха чуть постоял, качнулся из стороны в сторону и, набирая скорость, побежал в казарму.
– В кабину!! – проорал Иванов и запрыгнул на водительское сиденье. – Эхх, прокачу, ипать-колотить!
Лишь только благодаря капитану Родригесу колонна, пробивавшаяся в горы, и колонна, застрявшая на перевале, не начали обстреливать друг друга.
Резервные водолазы тащили мёртвого под водой.