— Да Николай же Бенедиктович! — не выдерживает Рашпиль. — Все — люди, вели себя, как люди, не как святые, но мир тут…
Фонарь, горящий на террасе, освещает дивную картину.
— Господин О-Наю ждёт эту мразь, — сказал он своим приятелям, а Элсу приказал, — лучше иди добром, а то я за себя не ручаюсь.
Девка замолчала, только всхлипывала при каждом вдохе. Элсу некоторое время посидел, глядя снизу вверх на жёлтый, явно предвечерний свет, льющийся сверху, из окон, потом встал и сходил к бадье с водой — напиться и умыть лицо. У рабыни хватило ума перестать клянчить. Кажется, очухалась и вторая — теперь они только следили за всеми движениями Элсу.
— Ах, Ник, это — сущие пустяки: мой ученик Анну, который отчаянно, надо отдать ему должное, упорно, но безрезультатно пытается овладеть небесным искусством каллиграфии, нацарапал эти строки для тренировки руки… Хочешь взглянуть?
Как всё круто… что же случилось? Когда они успели? Ничего ж себе — это что ж я прозевал… Ну, слава Небесам, есть кого расспросить.