Да-Э потрясённо смотрит на меня. Её тёмные очи в длиннющих ресницах прекрасны, нежное личико — само совершенство. Неземное. Аэлита.
— Это же не я! — сипло взмолился Когу. — Это — Наставник, он меня заставил, говорил, они, мол, с Истинного Пути сворачивают…
Не стоит обманывать себя, воображая, как я убью Ар-Неля и буду жить прекрасными воспоминаниями, думал Анну. Ничего не выйдет. Творец показал мне его, чтобы я постиг что-то… а я не понимаю и малодушничаю. Если свести все эти терзания к самой простой и циничной мысли — я боюсь сражаться с ним всерьёз. Как бы ни обернулся этот бой — он будет проигран. Смертельно.
— Элсу должен умереть, — продолжает Эткуру. — Это будет и для него хорошо — нельзя же выносить такой позор долго. Об этом я тоже говорил Барсу — но он не желает убить, он желает непременно сломать… северное коварство, да…
Я устраиваюсь на циновке возле его рабочего места — конторки и чего-то, вроде этажерки, с кипой деловых бумаг. Листки с чёрным обрезом — явно официальные документы; по качеству бумаги и её выделке в Кши-На можно судить о написанном на ней: на "чёрной" любовных писем не пишут, оборванный край письма — предел неуважения к адресату, золотой обрез — аристократическая Семья, красный — для особых случаев… Рядом с этажеркой стоит жаровня — и сравнительно не дует от незаклеенного окна. Я кое-как отогреваюсь и спрашиваю о содержащемся под стражей контингенте.
— Ты что творишь, Коля, скажи на милость? — спрашивает вместо приветствия Антон Семёнович Резников, мой научный руководитель.