– А вот вахтенные на выходе отметили, что группа покинула точку только в восемнадцать сорок одну. Часы у них торопятся? Или вы за время пустых дежурств там расслабились?! Небось чаек-кофеек гоняли, с сестричками любезничали, а?
Савраской несусь обратно в новый дом, настраиваясь на новые уговоры, но, как ни странно, ребята воспринимают условия спокойно.
– Да понял я, что нет у тебя денег, все растряс на покупку. Теперь тебе прямая дорога в тюрьму.
Ямин оживает прямо на глазах и бросается обратно в гараж. Спустя буквально минуту оттуда выскакивают все бойцы, собираясь вокруг нас. Рыжий охранник Михаила сверлит нас подозрительным взглядом.
У небольшого палаточного лагеря меня передали другому подразделению, отобрали обувь, ремень и вещи. Заначку не нашли, но особо и не обыскивали, так, охлопали на предмет оружия и втолкнули к другим задержанным. В большой армейской палатке – на так называемом фильтре – скопилось уже человек двадцать. Мужчины, женщины. Была даже парочка стариков. На меня посмотрели настороженно и снова вернулись к своим думам.
Чувствую себя вполне сносно, но это ни о чем не говорит, ведь случилось же что-то с Егором, раз он-я здесь. Пока я в сознании и никто не тревожит – пытаюсь выудить из головы хоть какие-то крохи знаний об окружающем. Тщетно. Никаких «левых» воспоминаний не появляется. От умственных усилий начинает болеть голова. Боль нарастает как цунами, грозя накрыть меня собой. Пытаюсь расслабиться, отрешиться от мигрени, но толку – чуть. Особо сильный приступ опять отправляет меня в небытие.