– Ой, извини, меня и правда отец ждет. Встретимся у школы во вторник? – С явной неохотой Боря начинает прощаться.
На фоне этой травли состоялся мой перевод из соседнего армейского госпиталя в общественную городскую больницу. В училищах-интернатах для одаренных практиковалась ранняя специализация на основе направления дара. Поскольку я уже в десять лет благодаря учебе у матери знал основы целительства и собирался развивать именно его, меня сразу прикрепили к медучреждению, где я три-четыре раза в неделю работал после уроков. Никакой халявы и послаблений. Научили какому-нибудь действию, приняли зачет – и вперед, отрабатывай до посинения на больных да раненых. Но если до этого я работал пусть и в спартанских, но, как оказалось, вполне себе тепличных условиях прикрепленного к нашему училищу госпиталя, то теперь меня, как кутенка в воду, бросили в водоворот медицины для бедных.
– Отец, они опять урезали нам квоту на алексиум!.. – Потемкин-младший врывается в кабинет отца, потрясая письмом из императорской канцелярии.
Я перехватил у Григория поднос и сразу же чуть не спалился. По привычке взял ложку в левую руку. Пришлось делать вид, что правой поправляю тарелку. Разносолами меня не баловали – жиденький бульончик и водянистая кашица притворялись моей едой. Желудок недовольно заурчал. Пришлось пообещать ему что-нибудь посытнее в будущем.
Сличаю со своими воспоминаниями по работе в больнице – да, где-то так и выходит. Это еще не самая трудная операция его сестре предстоит: врачи обычно перестраховываются, больше чем надо просят. Излишки потом, понятно, не возвращают – себе оставляют; не на продажу, не подумайте – просто на запас или для неимущих. Хотя и курвы встречаются, могут кому-нибудь перепродать.
– Вот эта драка была дуэлью, ты серьезно?! – даю волю своему удивлению.