— У тебя нет ни единого шанса! — вновь проорал тот, я же затаился, просчитывая варианты, если тот поведет себя иначе, чем я оценил, — Поймаю сам — бить буду долго! Или продам каким-нибудь извращенцам! А так, к товарищу на ферму пристрою, будешь в тепле, при жратве! Говорю же, пару лет отработаешь и свободен! Еще спасибо скажешь…
Постепенно откат от адреналиновой встряски сходил «на нет». На первый взгляд, все просто, постреляли, волканов, положили.
— С почитанием они…, — недобро усмехнулся тот, — Что завтра нет? Приходи с утра, будет все по высшему, конечно, насколько денег хватит.
И в тот же миг на борту катера, охватывая надстройку, расцвел яркий-яркий, слепящий, словно сварка, белый шар, который с грохотом и звоном разорвался. И летающий корабль, разваливаясь на глазах, устремился вниз, куски его вспыхивали, как напалм. Горящие обломки упали на остатки боевой машины.
— Револьверы только на бесшумку. Временно. Поглотители на них стоят. Должно хватить.
…Я прижимался к неровной стене, вслушивался, всматривался до рези в глазах в кусок тоннеля впереди. Вот на грани слышимости послышался цокот, так, пустынная гиена, образина, имеющая мало общего с давним предком, если только характер, а так живая машина для убийства — килограмм под сто двадцать мышц, стучала когтями, когда оказывалась на остатках бетонки или в городских руинах Нью-Йорка. Звук приближался мерно, постепенно, становясь отчетливей. Давно стоял на одном колене, хорошие штаны, с встроенными наколенниками, удобные, прочные, не прокусишь, не порвешь, двести пятьдесят реалов, как с куста, но о них уже не жалел.