— Плотничать не тем топором учен (не то, чтобы я совсем не умел — но душа к такому делу не лежит). Да и не по мне это — в пастухи или плотники, — ответил я деду правдиво.
Также из замковых запасов я изъял: два отличных длинных ножа в прочных ножнах, удобный шлем, кожаный панцирь — пришлось довольствоваться им, ибо до комнаты с железным доспехом меня не допустил ключник, впалой своей грудью вставший на защиту подотчетного имущества. Мы с ним поспорили, потом стали лаяться, я уже взял, было, его за бороденку и замахнулся, дабы объяснить всю пагубность неисполнения воли его милости, но меня со двора поторопил сам Уилл, так что пришлось довольствоваться кожаным доспехом, хотя мне не хотели давать даже его. Но тут я был непреклонен, и, заперев надоедлика в оружейной комнате и подперев дверь сундуком с каким-то хламом, отправился за припасами.
— Я рассказал ей, что ушел от отца, и что теперь мы можем быть вместе, а она… — он хлюпнул носом — Сказала… Сказала…
Какие, следовательно, можно сделать выводы? Тварь, во-первых, легковесна, хотя и сильна (борозды от когтей на каменных стенах меня впечатлили), а во-вторых — материальна. Ну и, несомненно, в-третьих: с ума я пока не сошел, и не дурные видения на почве злоупотребления грибной похлебкой это были.
Да и бабам ихним в радость должно быть: это ж сколько сережек вдеть можно! Одела с десяток (в каждое) — ходи, красуйся…