Я и так струхнул порядком, да тут еще искры от удара из глаз посыпались — ну и дал драугру по его драугровой богомерзкой харе, как Олаф и батя учили. Хорошо попал, аж рука занемела. И деру дал, как глянул поближе, кто это такой в грязь отдохнуть прилег.
Я, с полной уверенностью в своей правоте, отвергал его поклеп.
— Ты его не знаешь, — бормотал Уильям, лихорадочно бегая по комнате взад и вперед — Он не отступится. «Род Ульбрехт вернет прежнюю славу и величие», — явно передразнивая кого-то, проскрипел мой друг.
Я был на него не в обиде: марка — есть марка, четырнадцатая часть долга долой! И к тому же, клянусь рогами Тангриснира, это самый дорогой сельдерей, который он когда-либо курил.
И, словно затем, чтобы окончательно похоронить мое и без того нерадужное настроение, вдалеке завыли волки. А может, это и не волки, но все равно страшно. Да и какая, к йотунам, разница, кто там воет — оно мне не друг, и не все ли равно, кто именно вскоре заявится сюда на поздний ужин… Ужинать-то будут меня!
— Ближе к делу, сын козла, не трать мое время. А то смотри — я многозначительно повертел ножом перед его рожей — Сделаю, что сказал!