— Так что, думай, Уильям Вильгельмссон. Достаток в семью может принести супруга, но не дело тебе жопу об скамью плющить, его проедая. Ее дело — дом хранить и крепких сыновей тебе рожать, твое — силу рода и богатство преумножать всемерно.
Насосаться чудесной воды, а потом, оставшись без оружия и одежды, сидеть на дереве, будто сыч, и улыбаться драуграм голой задницей, и быть, в конце концов, вышвырнутым этим деревом, словно тазик рыбьих кишок в выгребную яму?
— Клянусь бородой отца Магни, не вру, — ответил я ему — Горит плохо, мерзко воняет, и следить надо постоянно, чтобы ничего из костра не выползло.
Порыв рвануть к людям был мной тут же безжалостно подавлен: мой запас глупости исчерпался, когда я полез в топи. Так что, я приготовил нож и дубину, и спрятал мешок с болотной добычей под приметной корягой — так оно безопаснее, и ветку рядышком надломил. Если договорюсь с людьми, то вернусь за скарбом, а если отнесутся не с добром ко мне, то и золотишка им не видать. Золото — оно такое, многим глаза застит, а человеки — любопытные создания, обязательно захотят узнать, что в тяжелом мешке у голого человека, что собрал на себя всю паутину в этом лесу, не имеет нормальной обуви, но зато при себе у него увесистая сумка.
Как бы только зубы от нее не растворились, а то тяжко в жизни щербатому…