— Фельдшер, между прочим, первой категории. — не слушая маму, гнул своё Обрез. — Это она тебя, Ванюха, отмыла всего и заштопала. Так что с тебя причитается…
Из-за этого кольца я возмущался больше всего: ну что я, в самом деле, как скоморох? Ухо, между прочим, до сих пор болит.
Лумумбе же черная сила Матери не причиняет никакого вреда, даже наоборот. Впитав свою часть савана, бвана громко смеется, запрокинув голову и кровожадно оскалив зубы. А затем, набрав полные щеки ветра, с силой дует на меня — и саван сдувает. Как рваная паутина, он опадает на землю и исчезает. Выпрямившись, я встряхиваюсь, словно пес, которого заели блохи — именно такое ощущение оставляет послевкусие темной силы, и начинаю дышать нормально.
Сложнее всего оказалось с тыквой. Середина июля, для тыкв — не сезон. В конце концов мы просто сперли небольшую глиняную кринку, сушившуюся на чьем-то заборе в пригороде. Из нее, путем применения нечеловеческой изобретательности, предстояло соорудить агогон — африканскую погремушку для отпугивания злых духов…
— Ага. — кивнул Обрез. — Только хитровы…чурный. Думает, если мы Дракониху завалим, он малой кровью отделается. А если она — нас…
Переглянувшись, мы с Ванькой беремся за руки и бежим. Дуринян за спиной сыплет проклятиями.