К тому времени, как солнце село, мы обегали чуть ни весь город. У меня болело всё: и ноги, и руки — от сумок с покупками, и язык — от бесконечной болтовни, и голова — от жары и миллиона мыслей. Но экскурсия оказалась чрезвычайно полезной, сами мы ни за что бы столько не узнали…
— Мои ученики и понятые господина градоначальника. — ответил учитель, и нетерпеливо поморщился. — Слушайте, мы так и будем торчать в фойе? Вам не кажется, что назрел конфиденциальный разговор? — и он обвел взглядом толпу. — Может, поднимемся ко мне в номер?
— Не знаю. — я переступил с ноги на ногу. — Уж больно он здоровый… Уходи. Только сначала не беги, а спрячься в лесу. А потом уж…
Воздух здесь был сух и прохладен. Пол покрывали мягкие ковры богатых расцветок, в простенках высились вазоны с ухоженными фикусами, а прозаический вид из окон скрывался под водопадом из шелковых французских штор.
Она говорила тихим, страшным шепотом. Я подчинился. Пригасил, а потом совсем убрал заклинание, которое намеревался швырнуть в толпу…
— Нет! — вдруг засуетился Ростопчий. — Поехали ко мне… — и, взяв Лумумбу за рукав, потащил к выходу.