От лица девушки ничего не осталось. Грудь тоже разворочена, среди белых осколков ребер виднеются сизые тряпочки спавшихся легких. Сердце не бьется.
Лумумба, заботливо попрыгав на могилке, разрушил ногой соляной круг и вышел.
— Что? — я ничего не понимала. — Где корова? Почему темно?
— Прыгать слишком высоко. — я не мог оторвать взгляда от клубка тел. — Разобьемся.
Мы опять замолчали. Говорить было не о чем: очередной план спасения Бабули накрылся медным тазиком. Только и оставалось, что пойти, и повесится. Или вернуться, и вытрясти из Шаробайки компенсацию — хотя бы то, что на боеприпасы потрачено, вернуть.
Она только рассмеялась. А затем вскочила на поребрик, окружающий крышу. Посмотрела вниз…