Он вынул из стола газету на имперском языке. Развернул и положил на стол. На развороте на обе полосы протянулся крупный заголовок: «Оружейные бароны империи». И даже наши с Гочем фотографии. Явно из архива Шибза, потому как я еще в мундире фельдфебеля.
Ну как шпиона… При остром желании, конечно, можно пришить шпионаж и дать десять лет без права переписки, но именно пришить… По гамбургскому счету, этот куявец в чине мичмана по адмиралтейству, командированный на Нысю для поднятия со дна реки железнодорожного парома, стал всего лишь жертвой обстоятельств и угодил в самую раздачу. По собственной дурости и дурацким обещаниям своего начальства приехал он на новое место службы с женой и ребенком. А тут наше генеральное наступление как раз.
Один часовой вошел в избу, второй остался на месте, держа в руках укороченную винтовку Шпрока. Причем зримо видно, что, дернись я, он тут же пустит свое оружие в ход. Не раздумывая.
— У меня нет уверенности в том, что ВОСО и интендантство просто не справляются из-за некомпетентности. Либо пособничают врагу, либо возят ворованное частными рейсами и не возвращают обратно вагоны. По плану наступления вагонов было достаточно до конца операции, и на узловой мы немало их взяли трофеем. Как и паровозов.
— Чем? — тупо уставился на бочонок боцманмат.
— Какова максимальная дальность выстрела двухсотпудовой длинноствольной шестидюймовой царской пушки?