— Странно слышать от тебя такое после твоей «кровавой тризны». Если бы я сам не знал, как ты воюешь, то действительно принял бы все, что ты тут наговорил, за бред, настолько это все расходится с нашими боевыми уставами.
Волынки слегка притихли, и рокотали только барабаны. Странным рваным ритмом.
Второй разъезд меня встретил стройкой и образовавшимся, откуда ни возьмись, вторым лагерем для военнопленных. И еще группой геодезистов, нагло поселившихся в бараке, который построили пленные из моего дерева для моих же переселенцев. Пришлось применять силу и выкидывать наглецов на улицу.
Вторую половину дороги часто приходилось стоять из-за снежных заносов на рельсах. Ждать, пока специальный паровоз с отвалом отгребет в сторону от полотна сугробы, а команды пленных лопатами дочистят рельсы. Тащиться потом на самом малом ходу до ближайшей станции и снова ждать, когда дадут «зеленый свет». Путь до столицы Ольмюцкого королевства занял неделю. Вместо пяти дней.
— Знаешь, я теперь целый лейтенант гвардейской артиллерии. Как и ты.
Еще над левым карманом у меня горизонтальные дубовые листья веточками в бронзе, а в центре их вместо медальона серебряный череп с кинжалом в зубах — рецкий знак за пять штурмовых атак, их всей нашей роте Ремидий выдал. Кому в бронзе, кому в серебре, а пятерым так и в золоте — за пятнадцать штурмовок.