Эльза повернулась и вышла. Крайнев проводил Николая и вернулся в дом. Эльзу он нашел в спальне. Она лежала на койке лицом вниз, плечи ее вздрагивали от рыданий. Крайнев присел рядом и осторожно погладил ее по голове.
— Достаточно одной сосиски на всех! — не согласился Бюхнер. — Пусть пробуют по очереди! Вовсе не обязательно отваливать маленьким русским по полной порции! Это продукты вермахта!
Беда случилась на последнем курсе. Титок получил письмо от сестры и, прочитав его, обомлел. Сестра, жившая с мужем в другой деревне, сообщала, что родителей раскулачили. Забрали добро, хату, а самих стариков и жившего с ними сына, в чем стояли, погрузили в теплушку и отправили в Сибирь. Сестра умоляла брата немедленно вмешаться, похлопотать, чтоб ошибку исправили, ведь они никакие не кулаки, батраков никогда не держали, а добро заработали собственным горбом. Сестра искренне считала, что раз Титок учится в городе, то ближе к начальству и сможет добиться справедливости.
Гостей следовало ублажить, и Титок прыгнул выше головы. Полицейские неистовствовали. Из окрестных деревень везли поросят, кур, яйца, масло… Часть продуктов предназначалась для гостинцев — в районе с питанием было неважно. В актовом зале правления завода сбили длинные столы, накрыли их конфискованным у крестьян полотном. Накануне долгожданного дня поварихи не спали. Да и Титок едва прикорнул, напряженно размышляя, не упустил ли чего.
— Отряд отказался подчиняться штабу партизанского движения в Москве. Штаб требовал проведения активных операций против немцев. По сути — самоубийственных.
Назавтра Семен привел коня, но Крайнев в Город не поехал — Соня не пустила. Едва он намекнул об отлучке, глаза Сони набухли, и Крайнев вынужден был поклясться: за ограду фельдшерского пункта — ни ногой. Семен его решение одобрил.