А что было после того, как затопили Матёру? Распутин через неполных десять лет досказал вполне определённо: потом был «Пожар». Эта жуткая повесть вышла уже не в разгар застоя, а на сломе эпох: как раз объявили гласность, — но «Пожар» страшнее «Матёры» не тем, что в нём есть что-то, о чём давеча было нельзя говорить (нашего героя, кажется, цензура никогда особо не терзала). Просто он о следующей стадии разложения. Загорелся склад в большом леспромхозовском посёлке. Точно в такой, а может, именно в этот посёлок свезли жителей Матёры и прочих сгинувших деревень — и тут они «застряли в ожидании, — когда же последует команда двигаться дальше, и потому — не пуская глубоко корни, не охорашиваясь и не обустраиваясь с прицелом на детей и внуков, а лишь бы лето перелетовать, а потом и зиму перезимовать». Горит склад хорошо, а тушат его плохо: неспоро, недружно; спасённое из огня — растаскивают, вмешавшегося сторожа — убивают. И до пожара, и на нём бесчинствуют «архаровцы», приезжие по оргнабору, — сущие бандиты. Как же это вышло: «Сотни народу в поселке, а десяток захватил власть», — спрашивает себя герой повести, Иван Петрович. И отвечает: «Люди разбрелись всяк по себе ещё раньше, и архаровцы лишь подобрали то, что валялось без употребления». Тут и не захочешь, увидишь и итог советской эпохи — и неотвратимый прогноз на эпоху наступавшую.