— Вот, видишь! — я ухватилась за слова Крыловой. — По словам девушка есть, а он улыбается, подмигивает, и не только тебе. Уль, это же гадко!
— Что, небось иностранец оказался? — важно вскинула бровь баба Мотя.
— Яичницу не приготовила, зато приготовила мясные гренки. С тебя, Сокольский, к вечеру батон, молоко, и, — наставила на остряка палец, — ветчина. И еще. Раз уж ты нагло слопал мой ужин, я у тебя взяла пакетик чая. Надеюсь, ты не против. Ну, пока.
— Где у тебя аптечка? Ну, лекарства там всякие: перекись, пластырь, бинт.
На повороте в полутемную улочку меня окликнули какие-то ребята, и я снова засверкала пятками, держась за шапку, обещая себе, что этот поступок — если и не первый глупый поступок в моей жизни, то уж точно самый последний! Что если я сейчас упаду — то стану кричать громче сирены на машине, что увезла Артема, и тогда, может быть, меня тоже заберут в участок, где оставят до утра. Глупые мысли, согласна, но о чем только не думается, когда голову больше занять нечем!
Меня остановило удивление, прозвучавшее в голосе девчонки и ее обезоруживающая, как всегда, прямота. Сейчас в ее голосе звучали беспокойство и тревога. Она тоже провела непростую ночь. Насколько было бы легче, если бы мы могли друг другу помочь. Успокоить. Развеять тревогу разговором наших тел, который откровеннее слов. Это же так просто. Не знаю, когда бы я ее отпустил…