Третий, полный абсолютного довольства жизнью вздох вырвался из моей груди, когда я, распаренный и вымытый до скрипа, закутанный в льняную простыню, устроился на веранде и, отхлебнув пенного пива из тяжелой литровой кружки, поставил ее на стол, где громоздились тарелки с грудами закусок вроде копченой ряпушки, вареных раков, жаренных в масле вирровых ушей и паучьих лап, очевидно, из тех, что мы с Граммоном притащили из выхода. А в центре стола возвышался пузатый дубовый бочонок с предусмотрительно вбитым краником. Дед, с довольной усмешкой наблюдавший за моими действиями, отставил свою любимую двухлитровую кружку в сторону и, подцепив пальцами одну из жареных паучьих лап, с аппетитом ею захрустел.