— Чьей-то принцессой я еще согласна побыть! — возмутилась я, снова глядя на портрет. — Чьим-то прекрасным принцем — нет! Категорически!
«Ничего себе сосуды полопались! Даже на радужке! А ведь пять минут назад у него были голубые глаза! Ничего себе! Хорошо, что не вытекли!» — заметил Идеал.
— Простите, а что значит, порча на яйцах? — оживилась я, поднимая брови.
Иери бросил взгляд на козявку, которая дергалась так, словно ее доедали беспощадные и кровожадные блохи размером с упитанного тарантула. Эта тонколапая насмешка над природой пыталась избавиться от ошейника и поводка, пронзительно скуля.
— У меня тут Любовь… Да не кричи!.. Любовь — это… Дослушай меня!.. Любовь — моя… Да помолчи ты! — орал покрасневший Гимней Гимнеич. Трубка раскалялась. И тут у его жены было много вариантов. Бросить трубку, бросить владельца и бросить накручивать себя. Она выбрала стандартный первый вариант.
— Я тут подумал… А почему бы мне не прогуляться по кладбищу? Но мне было очень, очень страшно… Я один, такой беззащитный, а вокруг ни души… И тут я увидел тебя… Любовь, которая не знает границ, — послышался шелест мне на ухо, с явным сарказмом намекая на нашу прошлую встречу. — Представляешь, как я обрадовался, когда увидел знакомую душу, пусть даже в незнакомом теле. Все, теперь мне нечего бояться… Меня защищает сама любовь!