Но если она скажет об этом Форстеру, то ненавидеть её будет не только Ханна, но и весь дом, потому что, судя по его лицу, он непременно накажет виновницу. Накажет Ханну ради южанки. Она вспомнила, как вчера все неодобрительно смотрели на неё, когда она вернулась в Волхард. Наказания Ханны ей точно не простят. А ей нужно как-то продержаться здесь ещё две недели.
Но и это было не самым страшным. Самым страшным оказалось другое — что-то изменилось в ней самой, потому что она теперь не в силах расстаться с этими воспоминаниями. Не в силах унять сердцебиение и забыть прикосновение его губ, и его дыхание опалившее кожу…
Синьор Таливерда покинул виллу ещё вечером — уехал в Алерту. И роль хозяина дома исполнял его старший сын — демонстрировал гостям ружья и новую свору сегуджио, великолепных гончих палевого окраса, подаренных отцу на недавний юбилей. Синьоры расположились в большой летней беседке, где вели неспешную беседу о перспективах осенней охоты на уток и зайцев, и применении новомодного бездымного пороха.
И как когда-то в Волхарде, она распахнула шкаф и принялась складывать вещи дрожащими руками. Только сейчас на неё накатила волна понимания и боли. Такой
— Я не знал, что они приедут так скоро, — сказал он, глядя в окно над лестницей, и казалось, что он был расстроен не меньше неё.
И Ромина, и синьор Грассо, они же не слепые!