…Милость божья! Да какие же они грязные и мокрые, и…
Он приподнял шляпу, откланялся и быстрым шагом спустился по лестнице, оставив Габриэль стоять в недоумении у двери.
Габриэль занялась планировкой оранжереи, распределяя саженцы по цветам и высоте, и забывшись, наконец, перестала терзаться стыдом и изводить себя муками совести.
Не помогал успокоиться ни мятный чай, ни ветер, что врывался в распахнутые настежь окна и двери, и безумно раздражали возгласы Кармэлы, которая трогала её лоб, причитая что плохо, если она разболеется, потому что им собираться в дорогу, а у Габриэль, поди, начинается лихорадка …
И, кажется, в этот момент она достигла предела своей ненависти к Форстеру.
— Я видел её! Видел сам, как она говорила с этим клятым капитаном! Я следил за ней всё это время. А ты слеп, племянничек!