Если бы он вправду был дикарём, человеком, который не понимает чем отличается допустимое от недопустимого… но нет, он всё прекрасно понимает.
А Габриэль стояла, прислонившись лбом к стеклу, и смотрела жадно на Форстера, впитывая его облик, каждую деталь, каждую чёрточку: серую фланелевую рубаху с закатанными рукавами, горскую шапку, что он протянул Натану, его небритость, и загар, и улыбку, и хлыст, который он прицепил к седлу, его руки… всего его с головы до ног…
— А почему вы, мессир Форстер, отреклись от нашей веры? — спросила Габриэль, внезапно вспомнив слова Корнелли.
Именно этот разодетый франт с довольной улыбкой — он источник всех несчастий, что обрушились на неё в последнее время.
— А вы не боитесь, синьорина Миранди, что растеряете всё своё воспитание в процессе такого… обучения?
Он предлагал ей денег в Алерте, а когда она отказала, почему же он не предложил подобный займ отцу? Если хотел помочь другу… Есть множество способов сделать это в рамках приличий. Но ему не нужно было в рамках приличий. Ему нужно было затащить её сюда. Скомпрометировать настолько, чтобы выбора у неё не осталось. Вот зачем ему это!