…Что же с ней случилось? С его женой? Она умерла? И почему их свадебный портрет стоит здесь, на полу, среди пыли и краски? Может, боль потери была настолько сильна, что заставила убрать с глаз источник этой боли?
Габриэль вспомнила своё желание пустить пулю в грудь мессиру Форстеру и торжествующе улыбнулась — пожалуй, она придумала, как отомстить этому наглецу.
— Вот как? Что же… Ну, а в самом деле… Почему нет? — она взмахнула рукой. — Ожидая пока починят мост, а, очевидно, это произойдёт к первому снегу, или к следующей весне, я могла бы научиться не только стрелять из ружья, и ездить на лошади, как Ханна, но, наверное, и считать овец, и пасти их, и… что там ещё полагается уметь настоящей гроу? Да, кажется, и мост починить! — воскликнула она, испепеляя Форстера взглядом.
Пёс подошел, виляя хвостом, посмотрел на неё, и лизнул руку, словно напрашиваясь на ласку. Габриэль села на кровать и погладила пса по голове.
А Габриэль думала об этом с ужасом. После рассказа Форстера о роли капитана Корнелли во всех связанных с Волхардом событиях, мысль о том, чтобы танцевать и разговаривать с капитаном на празднике, была ей противна. А притворяться…
— Прошу вас, скажите — мы с отцом здесь что, в опасности? — спросила она, придав своему лицу выражение неподдельного испуга. — Думаете, нам лучше сейчас же уехать?