— Элла! — Франческа появилась внезапно, как обычно вся пылающая от нетерпения. — Мы идем играть в шарады! А вечером будет спектакль! Ты знаешь, что в саду уже соорудили сцену? Идем с нами! А ещё я хочу кое с кем тебя познакомить! И, поверь мне — добавила она уже шёпотом, — ты будешь приятно удивлена.
Форстер молчал и разглядывал её лицо, и она тоже замолчала. В конюшне было тихо, лишь фыркали лошади, нюхая сено, да где-то снаружи позвякивали колокольчики на шеях дойных коз.
…Он уже называет отца по имени! Немыслимо!
— Мне следует поверить вам на слово? — усмехнулся Форстер хитро. — Лишь потому, что так того требует этикет?
— Тогда по рукам, синьорина Миранди — вы научитесь стрелять из ружья, объезжать пастбища верхом и считать овец. И если это случится до праздника середины лета, я искренне извинюсь за свои слова в отношении томных южанок. Хотите, я вон даже надену те рога, что висят на стене, и вы сможете вслух назвать меня «Овечьим королём» хоть… двадцать раз. Как вам такое удовлетворение? — в его глазах плясали озорные огоньки.
Габриэль ощутила, как кровь приливает к щекам, как раздуваются ноздри и всё то, что она эти три дня прокручивала в голове, рвется наружу. Она сделала над собой неимоверное усилие, чтобы принести извинение, и от него требовалось лишь принять его. Но ему, разумеется, захотелось её проучить.