Лишь листья дикой вишни чуть шевелились от лёгкого ветерка, но Габриэль почему-то поёжилась.
Она надела шляпку, порывисто завязав ленты, и стала теребить в руках платок, безжалостно отрывая от него кружево, и всё не могла успокоиться. Никогда в жизни она ещё не чувствовала внутри такой обиды, ярости и бессилия, как в этот момент. И стоило ей подумать о предстоящей встрече, как она готова была пойти пешком обратно, только бы не видеть самодовольной усмешки Форстера. Было бы куда идти.
И её недавнее счастье к третьему дню сменилось почти отчаянием.
Спорить с синьором Грассо Форстер не собирался. И говорить ему о том, что думает — тоже. Он понимал, что синьорина Миранди обижена на него, и может быть, даже за дело, но этой шарадой она зацепила его за больное. Хотя, не будь на том представлении Корнелли, он не придал бы этому всему такого значения, но…
— Элья! Задери меня медведь! Я прошу твоей руки, а ты говоришь про закон? — спросил Форстер раздражённо.
Она только кивнула, пряча взгляд и не в силах ничего произнести.