— По-моему, у вас ещё и очень длинный язык, — парировала Габриэль, — возможно, это хорошо в деле торговли овцами, но не в приличном обществе, где уважение к чувствам других, которое, кстати, называется деликатность, не позволяет говорить вслух всё, что заблагорассудится! Но вам, как я понимаю, неоткуда было об этом узнать. И да, у вас длинный нос. И да, он мне не нравится. Как, впрочем, и всё остальное!
И она бы выскочила, но Форстер тут же остановился.
— Мне нравится эта поляна, — она раскинула руки, словно пытаясь охватить её всю, — и мы часто бывали здесь ещё детьми. Вон и те камни — там было наше кострище. А выше есть пещеры, те, что мой брат обещал вам показать, синьор Миранди. Но только после того, как мы перекусим. Йоста? Ну и чего ты застыл? Давай, сооруди костёр! Ты же не забыл, где тут найти хворост? Вы пробовали жареный сыр? Скажу вам — это невообразимый вкус!
Прижав к себе букет, она прибавила шагу, и словно в насмешку над её храбростью от кустов, обрамлявших рощу, отделилась большая тень — большой мохнатый зверь медленно вышел на дорожку и остановился, преградив Габриэль путь. В наступивших сумерках все краски стёрлись и понять, что это за зверь она не могла. Большой, мохнатый, неподвижный — гораздо больше тех собак, которые жили в Волхарде.
— Вы ей родня? — раздалось за её плечом, и от неожиданности она даже вздрогнула, и резко обернулась.
— Люди, да… А почему извинились именно вы?