— Ты погубишь наш дом! — донёсся голос Форстера.
— Он намекнул, чтобы я ещё подумал над этим. Как я понял, ему нужно либо всё, либо ничего.
— И под натиском этих роз её принципы пали? — усмехнулся Форстер.
Но, с тех пор, как Габриэль исполнилось шестнадцать, её не рассматривали всерьёз те, кто нравился ей. А тех, кому нравилась она, и кто готов был предложить руку и сердце — не рассматривал всерьёз её отец, как недостаточно достойных кандидатов. И к двадцати годам, зажатая между более чем скромным приданым и своим происхождением, она уже почти перестала надеяться на то, что в её жизни встретится человек, которого ей суждено полюбить и, жить с ним долго и счастливо, как её родители. Или, если не полюбить, то хотя бы уважать и жить с ним в согласии. Или…
— Их вместе застал мой отец и пообещал всё рассказать мне. Но Анжелика сделала упреждающий ход. Она рассказала о подготовке к восстанию своему любовнику. Она умная женщина, и умела слушать, а Бартоло и мой отец слишком много болтали. А дальше, думаю, вы и так знаете.
— Послушайте, Габриэль… Учитывая тот факт, что мы с вами, может быть, никогда больше не увидимся… могу ли я задать вам один вопрос? И получить честный ответ, разумеется?