— Вы сказали, что Форстера… разжаловали? — спросила Габриэль. — За что?
— Хорошо, — сдалась Габриэль, понимая, что Фрэн вряд ли добровольно расстанется с корзиной, — но только сразу же.
— Вы… вы самовлюбленный, невоспитанный, наглый… Неважно, — она не могла найти подходящих слов, чтобы охарактеризовать его в полной мере.
— Потому что вы и есть негодяй! — резко ответила Габриэль, радуясь тому, что на дорожке пустынно, и никто не слышит их перепалки. — Вы говорили обо мне гадости, вы спорили на меня со своим другом, вы испортили мою репутацию своей глупой дуэлью с капитаном Корнелли! А теперь вы притащили нас обманом на край света, хотя прекрасно знали, как я не хочу сюда ехать! Так кто вы, по-вашему, если не негодяй? Неужели вы не понимаете, как всё это выглядит со стороны? Что обо мне будут говорить, когда узнают? После всего того, что было, я внезапно оказываюсь здесь и живу под вашей крышей! Да что я вам повторяю, это же бесполезно! Вы же глухи и упрямы как…
Она почти не помнила, как прожила первый месяц, после их отъезда из Волхарда. Все будто стерлось, утонуло в каком-то тумане.
Она смотрела на чемодан и понимала — она же не может уехать вот прямо сейчас. Ей нужно купить билет, решить всё с отцом и Роминой, да и как отправиться одной в такое дальнее путешествие? В конце концов, надо известить тётю…