Габриэль занялась планировкой оранжереи, распределяя саженцы по цветам и высоте, и забывшись, наконец, перестала терзаться стыдом и изводить себя муками совести.
Они прихватили по бокалу вина, и пройдя сквозь ряды мраморных колонн и крытую галерею, вышли в чудесный террасный парк. Среди белых шатров и пергол увитых виноградом уже сновали слуги, и надушенные гости дефилировали по тенистым аллеям вдоль пруда.
Ликёр был вкусный. Не слишком сладкий, ароматный, а ещё он немного отдавал миндальной косточкой и цветами.
И получилось так, что сто пятьдесят тысяч ливров годового дохода мессира Форстера уравновесили то гадкое впечатление, которое произвели на всех его слова и невоспитанность. Теперь в глазах общества он предстал пусть эксцентричным и наглым человеком, но в то же время любопытным и перспективным мужчиной. А Габриэль достались только снисхождение и жалость, как «бедняжке, у которой и выбора-то особого нет».
— Ну, что ты смотришь на меня? — спросила Габриэль, не выдержав его взгляда.
…Да каким же надо быть подлецом и мерзавцем, чтобы так поступить?