Она даже вздрогнула. Голос Ромины вырвал её из этого тайного созерцания, и ей стало жутко стыдно за то, что сестра Форстера застала её за таким неприличным занятием, как подглядывание.
— забирайте ваше кольцо и катитесь к дьяволу? — рассмеялся Форстер.
— Но как можно подчинить себе волю зверя? Да ещё волка! Это же…
— Синьора, я бы снял рубашку, чтобы показать вам шрамы от его когтей, но боюсь, в этом изысканном обществе такой искренний порыв будет слишком дурно истолкован. А у меня и так здесь … не слишком хорошая репутация, — улыбнулся ей в ответ Форстер.
Габриэль почувствовала, как от этого взгляда краснеет почти до пят, потому что все комплименты, которые ей говорили воспитанные мужчины, а говорили они их немало, все они звучали не так. Что-то было в его словах… жутко неприличное. Даже не в самих словах, а в том, как он их произнёс, в его голосе, в его взгляде, в этом поцелуе, в его платке, который она держала в руках. И она опустила глаза, делая вид, что разглядывает свои руки.
— Так я, по-вашему, дикарь? — его глаза впились в Габриэль цепко.