— Элла, я боюсь! — прошептала Франческа, сжимая в руках маленький атласный ридикюль, когда они уже почти готовы были войти внутрь.
Ей не хотелось этого праздника, не хотелось ни с кем говорить и никого видеть. У неё было лишь одно желание — забиться куда-нибудь в угол и остаться там в одиночестве. Или вот уехать скорее и повидаться с Фрэн. И рассказать ей всё. Теперь-то она это могла. И была уверена, что вот теперь-то и Фрэнни её поймёт. Потому что её тоже предали…
— Спасибо, Александр. Это было сильно. Пожалуй, мне потребуется что-то покрепче этого пунша.
— Неужели… ты мне… лжёшь? Ты никогда мне лгала, Элла! — глаза Фрэн округлились. — Скажи… значит… ты и этот гроу… Да не может быть!
…Боже, почему он так смотрит на неё? А если он скажет что-то неподобающее? Да она же со стыда сгорит!
Отец наш небесный! Какой позор! Теперь вся Кастиера, да что-там, всё Побережье будет обсуждать её и это событие до конца осени, а, может, и всю зиму. Ну, или до следующей скандальной дуэли из-за женщины.