Впрочем, как и ожидалось, Ханна всё отрицала. Но Габриэль и не рассчитывала на то, что помощница Форстера сознается в своём преступлении. Она говорила с ней тихо, так, чтобы никто не услышал предмет их беседы.
Убить её? Милость божья, он же это не всерьёз?
Та стояла бледная и глаза её сделались совсем тёмными.
Она медленно, выводя букву за буквой, написала его имя, а потом ещё раз, и ещё… произнося мысленно, и будто пробуя его на вкус. И тут же, словно устыдившись того, что сделала, быстро скомкала бумагу, и в сердцах бросила её в пустой камин.
И, разумеется, против пирожных из кондитерской мэтра Эспозито сердце Кармэлы устоять не могло. Да и как было устоять перед нежнейшим розовым кремом, в недрах которого прятались кусочки бисквита, пропитанные сладким вишнёвым ликёром?
Но когда Габриэль села писать письмо Фрэн, то обнаружила, что бумаги хозяин Волхарда пожертвовал ровно два листочка.