Атмосфера в паркетном джипе, летящем по ночному Минску, была, как перед грозой. Давящее наэлектризованное молчание. Роль тучи с блеском исполняла пани Мрузецкая. И она все-таки "грянула", когда я вышел открыть ворота усадьбы пана Войцеха. Что Лана успела высказать без меня — не знаю. Хватило услышанного "никчемного калеки", вида побелевших костяшек пальцев, сжимающих руль, и взгляда, плавящего лобовое стекло.