– И чего так? – Я оглянулся. За мной никто не стоял, так что никто не станет вопить, что торопится и нечего тут лясы точить. Почему бы не поговорить?
Наверняка ждут. Вот только не учли, что я уже три года работаю участковым и давно уже не «дух бесплотный», чтобы вестись на такую хрень. Даже если мне будут показывать черное, тыкать пальцем и требовать, чтобы я подтвердил, что это именно черное, – я скажу, что это белое. Или серое. Или вообще серо-буро-малиновое. Потому что идти на поводу у следствия – верный способ надеть на себя железные браслеты.
– Табу. Я всегда теперь буду говорить «табу», когда не хочу отвечать.
– Убьют, когда-нибудь убьют… – горько вздохнула женщина, глядя куда-то вдаль над моей головой. – Молодежь, ведь она сейчас какая – совсем без тормозов. Мать не слушают, законы не исполняют.
Все, теперь водки у меня в доме не будет. Никогда! Ни за что! И пива. И вина. И… всего, что одурманивает, всего, что убивает мой мозг и мешает мне исполнить задуманное!
Первая бутылка не пробила стекло, но разбилась о стальную решетку. Горючая смесь вылилась, тут же прилипнув к стеклу, и начала гореть ясно, бурно – как и полагается коктейлям Молотова. Стекло от высокой температуры тут же лопнуло, освобождая место новым снарядам. Второй тоже разбился, и огонь начал весело пожирать «сникерсы», «марсы» и с особенной любовью – конфеты из кокосовых опилок. Как и я, бывалыча, за обедом.