Они двинулись сквозь тесное и затхлое нутро подземелья, почти задевая плечами стены и пачкая ладони. Кое-где приходилось даже протискиваться боком, настолько мало места было в проходе.
— Ну, тогда я в теньке, — отозвалась я, пытаясь сдержать хохот и представляя нас, лечащихся от любви кусючими насекомыми.
— Плохо? Это мягко сказано. У меня совсем не получается.
Он вновь дернул, и ткань не выдержала, треснула.
— Стихийник есть, — сказала она. — Что дальше?
Проклятый смрадный кантаххар! Его жизнь снова стала пустой и никому не нужной. Даже ему.