Позже, в начале мая 1943-го, уже на Северо-Западном фронте, где мы испытывали «Т-34» с катковым минным тралом, туда неожиданно заехал тот самый знакомый нам всем по Керчи фотокорреспондент Витя Перескоков и по такому случаю снял нас своей «лейкой». Наши командиры тогда как раз впервые нацепили недавно введенные погоны и еще не вполне привыкли именовать друг друга «товарищи офицеры».
Теперь впереди, примерно в километре, или чуть больше от нас, действительно были видны пехотные траншеи. В бинокль я четко видел многочисленные головы в касках и ушанках, торчащие над брустверами штыки винтовок и позиции пары расчетов с пулеметами «максим».
Старлей на это только пожал плечами и опять убежал. Руководить. А Никитин все стоял и смотрел в бинокль на свежие пожары, словно какой-нибудь Гурко или Скобелев на перевале Шипка во времена Русско-турецкой войны.
Ага, интересно, много ли успеешь сделать этого самого добра во время войны, когда все горит и рушится на фиг? Да не смешите…
Когда мы выезжали на дорогу, в вышине послышался гул авиационных моторов. Зимнее небо над нами было не то чтобы ясным, но действий авиации погода вроде не исключала. Впрочем, гудело где-то на северо-востоке, с нашей стороны фронта. И звук этот приближался. Сигизмундыч остановился и прислушался.
Это чуть позже подтвердили висевшие в сенях шинели с петлицами капитана и воентехника 2-го ранга (эта шинель была с застежкой на «женскую» сторону) и стоявшие там же два чемодана. В избе оказалось две комнаты, в одной жили хозяева, в другой размещались капитан с Татьяной (там было две кровати).