Сквозь сон я слышал, как после рассвета в небе басовито гудела авиация. Похоже, погода улучшилась, и «Илы» (а, судя по звуку, это были именно они) шли на запад прямо-таки косяками. Однако разбудили меня не они. Сначала вдруг началась суматошная пальба из всех подряд зенитных калибров (я, честно говоря, не знал, что поблизости от фольварка стоят хоть какие-то наши зенитчики), за которой последовало несколько слишком громких разрывов авиабомб, сопровождавшихся каким-то особенным железным ревом и свистом.
Похоже, это был 75-мм подкалиберный снаряд, который пробил броню «КВ» Пудовкина. И, похоже, без труда, хотя и с довольно близкого расстояния. Болванка прошла в боевое отделение насквозь, убила мехвода, младшего сержанта по фамилии Бочарин и тяжело ранила сидевшего стрелка курсового пулемета, фамилию которого я так и не узнал. Их пришлось с большим трудом извлекать из залитого кровищей нутра танка через узкий люк. Но при этом никаких серьезных повреждений «КВ» не получил.
Однако долго рассматривать пейзаж мне, разумеется, не дали. Со второго «Зибеля», который стоял левее нашего, уже орали и махали руками танкисты во главе с командиром экипажа сержантом Пудовкиным – похоже, они тоже боялись сгружать свой «КВ». Вояки, мать их…
А я словно оглох и тряс головой, не слыша, кто и чего командовал в этот момент.
При этом, к моему искреннему удивлению, родное Автобронетанковое управление интересовали не просто испытания и приемка всех этих «Матильд», «Валентайнов», «Стюартов», «Грантов», «Универсалов» и даже поставленных в СССР непонятно за каким лешим авиадесантных «Тетрархов». Зачем это вообще было нужно, я так и не понял, тем более что все эти типы машин все равно испытывали по более углубленным программам на подмосковном полигоне совсем другие люди, рангом повыше нас и с опытом, не чета нашему.
Я заглушил танк и, выбравшись наружу, терпеливо ждал. Судя по всему, начальство не стало возражать и согласилось, поскольку минут через двадцать Татьяна вернулась уже в танкошлеме и аккуратном утепленном комбезе темно-серого цвета (я даже не думал, что в Красной Армии такие тогда вообще были, век живи, век учись – дураком сдохнешь), разрумянившаяся и настроенная более чем решительно. Смурной капитан Никитин притащился следом за ней. Он явно прокручивал в уме какие-то детали предстоящей операции.