А то как же без него, я ведь на тот свет не спешу… Между тем за нашими подбитыми танками обнаружилось движение каких-то механизмов.
Дальше траншея заметно расширялась, и там, среди пустых пулеметных коробок и расстрелянных лент, я заметил слегка завалившийся набок с бруствера пулемет «максим» (причиной сдвига довольно тяжелого «станкача» с места была небольшая, еще немного воняющая порохом воронка буквально в метре от ребристого кожуха пулеметного ствола), а на дно траншеи ссунулся убитый в нашей шинели – явно один из номеров расчета…
Я положил фаустпатроны и кирасу на моторное отделение самоходки, а потом заглянул в открытый рубочный люк САУ, тот, который слева-сзади. Внутри машины было довольно холодно. Оно и понятно – полк прибыл на позицию вечером и, поскольку предстояло наступать, рыть капониры, окопы и разворачивать под машинами, как это было тогда принято в зимнее время, временные печки самоходчикам явно запретили. Гонять двигатели на холостых оборотах им в такой ситуации тоже явно не полагалось из соображений как экономии горючего, так и маскировки.
С этими словами Махняеева шатающейся походкой отошла от танка, где ее подхватил под руку санинструктор.
Я видел, как с трудом переехавший окопы «Арштурм» подожгли пехотинцы – пропустив его над своей траншеей, они забросали корму штурмового орудия противотанковыми гранатами. В один из «Т-IV» противотанкисты последовательно влепили пять снарядов, снеся с него бортовые экраны и вызвав обширное возгорание топлива. Из башни «четверки» полезли танкисты, снизу из траншей по ним лупили в упор из винтовок и «ППШ», от чего двое немцев упали, не сумев отбежать от своего танка даже на пару метров. Затем шедшей головной «Пантере», от толстой лобовой брони которой перед этим отлетели, поставив в сумрачном небе «свечки» рикошетов, сразу три бронебойных снаряда, перебили правую гусеницу, танк безвольно крутнулся в сторону и с большим креном застрял в свежей воронке от дальнобойного снаряда.
А чего тут думать? Как говорит народная пословица, дергать надо. Только некуда, да и смысла нет. Хоть беги, хоть зови на помощь, хоть стреляй – чувствовалось, что толку не будет…