«Нет, этот просто переносит только сам объект вместе с тем, что он держит в руках» — пояснил Кос, крутанувшись в моих руках и демонстрируя железную фенечку на навершии.
Это он мне польстил — насчет понимания чего бы то ни было. У меня к этому моменту не просто в голове — во всем теле победил один большой гормон и ему все было абсолютно пофиг, кроме одного — хочу сию секунду! Какой-то могучий инстинкт неожиданно пробудился, когда его совсем не ждали, и инстинкт этот четко знал, что надо делать. А я и не пыталась спорить, так что снова потянулась к мужчине, застонала, потерлась об него всем телом, и одновременно насадилась на него еще глубже.
А потом Мик сделал мне массаж… такой… что я пищала и визжала на всю Ивановскую, радуясь одному: в старом сталинском доме стены толстенные, и ни один сосед не прибежит спрашивать, зачем мы убиваем много-много кошек.
В груди разрасталась режущая боль, и я удивилась — откуда? Связь мы еще не разорвали, только дернули каждый за свой конец до крови. Энергию я получила. Вполне хватит дожить… сколько-то. Откуда же боль?
«Нет» — как-то резко ответил Мик. — «За производство артефактов переноса без функции распознавания местности наказание одно — развеивание».
Главное, я так и не научилась не пропускать эти души через себя. С одной стороны это было очень тошно, а с другой… я еще раз убедилась, что каждый дурной поступок грызет человека изнутри, каким бы внешне благополучным он не выглядел. Люди могли забыть того, кто их предал, обманул или обокрал. Но не тех, кого предали, обманули или обокрали они сами.