— Если тяжело, поставь обратно. Туда, где взял.
Было странно стоять вот так, рядом с ним. Брок казался мне скалой, что нависает, угрожая обвалиться, и одновременно защищает от стылых ветров.
Больше не говоря ни слова я целенаправленно двинулась к узелку. Бережно развязала его концы и, развернув лист лопуха, достала из него мясо.
И вот сейчас задумалась, как ответить на вопрос: «Было ли у нас с Броком что-то более близкое, чем поцелуи?». Журналистская натура ехидно подсказывала единственно верный ответ: «Частично».
Когда рассказчик закончил, и я машинально выключила диктофон, мне отчего-то расхотелось задавать свои вопросы. Не здесь и не сейчас. И не этому слепцу. Слишком он убежденно рассказывал о правоте людей. Через край восхвалял силу и мудрость кнесса Энпарса. За сиянием его речи не было видно и тени правды. Или, может, в незрячем говорило отчаяние? Наверняка свои глаза он потерял, сражаясь с крылатыми ящерами. И нынешнему слепцу хотелось бы верить, что оставил он свое зрение на поле брани не зря, а отстаивая правое дело.
Детвора и мужичье глазели на связанного ырку, а девки — на щеголявшего голым торсом Йона: оборотень одолжил мне свою рубаху, которую я использовала в качестве юбки. Впрочем, и на меня бросали любопытные взгляды. Я надеялась, что исключительно из-за летевшей метлы. Надеялась, но, увы, верилось в другое. Уж больно высоко, судя по взорма некоторых, располагался черен. Аккурат на уровне разодранного выреза моей рубахи.